читать дальшеМы, люди, такие смешные, держимся за стабильность, за ценности, статусность.
За вещи и деньги. Деремся за место под солнцем.
А однажды это все обязательно рухнет. Вся наша жизнь - гигантский карточный домик.
И вы даже не будете догадываться, что вон та маленькая потертая карточка тащила на себе всю конструкцию.
Я никогда не была по настоящему одинокой. Несмотря на всех моих тараканов - а их очень, очень много - у меня всегда была семья.
У меня не было отца, но были мама, бабушка, дедушка и сестра. Четыре органа, без которых я была бы не я.
Они все такие разные, но понемножку от каждого есть во мне. Любить их - так естественно и привычно, как любить свои руки и ноги. Пока они есть - вроде нормально, а попробуй без руки?
Это был последний Новый год, который мы праздновали вместе.
Через пару дней бабушке стало плохо.
11го вызвали скорую, я пришла к ней рано утром, думая что это просто боли в животе.
Врач что то деловито спрашивала и записывала. Бабушке было плохо. Она уже не могла даже пить. Мы думали, что она драматизирует.
Я не понимала что происходит.
Я помогла ей одеть пальто. Я держала ее за локоть и помогала спускаться. Этаж, еще этаж.
Потом была скорая. Я как-то нелепо шутила и пыталась убедить маму что все это глупости. Потом было приемное отделение. Каталка. Врачи. Лифт для пациентов и лифт для посетителей. Двери закрылись.
Больше бабушку живой я не видела.
Через пять часов затянувшейся операции по промыванию кишечника маму позвали в реанимацию.
Это был рак. Половины внутренностей больше не было.
Она просуществовала в бреду и горячке еще четыре недели.
Потом ее не стало совсем.
Я так боялась поверить в то, что она умирает, что за месяц не приехала ни разу.
Мне было очень страшно. Это как худший кошмар, ставший явью.
Это как будто у тебя была рука - а теперь не стало. Утром ты проснулся целым, а вечером тебя уже нет. 11 часов между счастьем и кошмаром.
Когда ее вынесли из катафалка, я на секунду обрадовалась, мне показалось что она просто спит.
Когда на гроб стали бросать землю, мне как то особенно стало казаться, что все это галлюцинация, и сейчас меня разбудят.
Стоять там и понимать, что твой родной человек лежит совсем холодный под землей и больше тебя не слышит это очень, очень страшно.
Я постоянно вспоминаю как ее забирали. Сколько секунд было, сколько можно было успеть сказать. Спросить.
Она говорила мне как-то, что собрала вещи на такой случай, в чем похоронить. А я смеялась и отнекивалась - глупости, бабушка. Куда тебе помирать?
Я перерыла всю квартиру. Я не нашла мешочек.
И ты вроде живешь, вроде дышишь, но уже совсем вполсилы и вполдуши.
Говорят, ко всему привыкают. Брехня.